Её руки запылали огнём, и она, приложив ладони к стенам, превратила камень в податливую лаву, которую она, словно занавеску, сомкнула, перекрывая путь огромной твари. Каменные стены слились в единую массу, образуя непреодолимый барьер из раскалённой лавы.

Сорин был высок. Настолько высок, что тень его ложилась вдоль всей ковровой дорожки, закрывая собой свет магических фонарей. Его маска не просто скрывала лицо — она была произведением искусства, выкованным из темного, почти черного металла, покрытая сложнейший вязью тончайших гравировок. Быстрый вдох, медленный выдох. Узор живого механизма, который дышал вместе со своим хозяином.

Одежда под стать остальным айферам — практичная, неброская, но кроя безупречного. Ткани плотные, оттенка штормового моря, но ни лишних пряжек, ни болтающихся ремней, которые могли бы, зацепившись за что-то, прекратить жизнь владельца в считанные мгновения. Ни явных кинжалов, ни мешков, только на сапоге пару компактных чехлов непонятного назначения.

Глазницы маски сияли ровным, холодным светом. Приглушенным, словно сама ночь светилась изнутри сумерками смешанными с лунами полуночи. И свечение это не грело, но и не пугало, окутывая саму маску странным ореолом покоя, превращая ее в символ несокрушимой власти, парящий в полумраке центрального зала, мерно, ритмично сокращая расстояние между хозяином и подчинёнными.