Феликс
Мерный стук дождевых капель и людские голоса смешались в единый неразборчивый гул. Феликс сочувствующе окинул взглядом роптящих пострадавших, осознавая, что для многих из них кульминация драмматической истории о атаке столицы еще не наступила - кто-то уже лишился близких и должен попытаться найти способ смириться с утратой, а чьи-то надежды на благоприятный исход работы лекарей могут вдребезги разбиться в любое мгновение... Самостоятельно отогнать нехарактерные для него грустные размышления не выходило, так что вопросу Сильвера молодой Эар искренне обрадовался, пусть тема беседы и была довольно печальной.
-"Одинока душа. Мечется в пустоте. Пасть давно сомкнулась," - процитировал бард вместо ответа и чуть улыбнулся, не желая еще больше нагнетать атмосферу. "Это вроде бы из "Призрачных крыльев мастера Вона". Там, если верно помню, речь идет о юноше, что захотел уподобиться нашим праведным и могучим предкам. Известные ему легенды гласили, что когда отсчитанное их душам время подходило к концу, они покидали бренные тела и свободно веяли среди потоков, с благодарностью и радостью взирая на творение Богини-создательнцы с высоты небосвода. Пресытившись этим чарующем зрелищем, они могли спуститься в подлунный мир или остаться среди духов, приглядывая за мирскими заботами своих родичей и ожидая, когда те к ним присоединятся. Именно второй вариант - посмертное блаженство - стал для юноши мечтой. Его отец, ведомый тревогой за сына, открыл ему истину. Он утверждал, что завистники и лжецы из мира-по-ту-сторону, давно лелеявшие свои обиды, решились на нарушение небесного порядка. Они обманами и уловками манили души к себе, обрекая на вечное блуждание в пустоте, темной, лишенной жизни и пугающей неизвестностью. Юноша, так и не внявший увещеваниям отца, поднимается ввысь, но по завершению пути доказывает, что несгибаемая воля и чуткий присмотр Богини могут уберечь души от этой незавидной участи."
С завершением рассказа воодушевление музыканта тут же сменилось задумчивостью. "Складная история. Весьма поэтична, но вот сколько из написанного в ней является вымыслом автора остается только гадать," - скептически заключил молодой Эар, сложив руки на груди. Отец не раз повторял, что не все стоит принимать на веру, но смысл слов будто дошел до Феликса только сегодня. Он долго бездумно делал своей точкой зрения то, что ему довелось услышать или прочесть, но кажется пора отказаться от дурной привычки и начать формировать свой взгляд на вещи. Точнее, научиться это делать.
-Миром-по-ту-сторону называют Изнанку. Почти каждое ее упоминание ограничивается лишь кипой предостережений и заверениями, что лучше держаться от всего, что с ней связано, как можно дальше. Я знаю, что многие верят, что души усопших становятся жертвами ее жадности, а потому есть множество обрядов и традиций, которые призваны стать проводами в "последний путь", и для родственников уверенность, что их близкие будут под защитой ветров, становится лучшим утешением. Сейчас же ситуация иная," - заметно помрачнев, он не сразу продолжил, стараясь подобрать нужные слова: "Скоропостижная смерть, еще и в такой близости с разломом... Отголоски жизней, что канули в пустоту и, расстворившись, стали ее частью не могут внять речам Богини, не могут услышать молитв своей семьи... Я, конечно, не могу говорить за всех, но многие мои знакомые сказали бы, что воспринимают под "уходом по-ту-сторону" не саму гибель, а участь пострашнее смерти.-Бард с волнением покосился на наручи на чужих запястьях: "Изнанка окружена ореолом таинственности, но кое-что достоверно - единицы из попавших туда смогли найти путь обратно, а еще меньше - пройти его без последствий."